Выстрел в Рубежинском
У каждого времени свой колорит и масштаб, свои герои. Первое целинное десятилетие также имеет неповторимое обаяние. Здесь и «великое переселение народов», когда население Тёпловского района за несколько лет увеличилось на четверть, и в наших краях появился самый разнообразный люд, вплоть до эмигрантов из Китая. Тут и резкое улучшение качества жизни, новые посёлки, хозяйственные отрасли. Приметой времени стал и небезызвестный «волюнтаризм», когда чисто технологические решения принимали политическую окраску, и многое делалось вопреки природе вещей и здравому смыслу.
Первый большой хлеб целина дала в 1956 году, и награды тогда посыпались столь обильно, что брежневская щедрость меркнет перед этим водопадом почестей. Зимой 1957 года за успехи в освоении новых земель труженики района получили 370 орденов и медалей, а летом началось тотальное награждение тёпловцев медалью «За освоение целинных земель». Её выдали аж 3600 экземпляров, медаленосцами стали все: от древних стариков-водовозов до семиклассников, отработавших месяц на току. А что? Заслужили! Посевная площадь зерновых увеличилась в районе вдвое, было вспахано 130 тысяч гектаров целинных и залежных земель. Все мыслимые и немыслимые рекорды побила тогдашняя «королева полей» -кукуруза. В 1950 году её посевы составляли 100 гектаров, в 1954-м - 400, в следующем - уже 16 тысяч, а ещё через год достигли и вовсе неприличной цифры: 32 тысячи гектаров!
Совхоз «Рубежинский», о котором пойдёт речь, был едва ли не самым активным в целинной эпопее. Образованный в 1929 году в системе Зернотреста на абсолютно пустом месте, он к началу 60-х представлял собой мощное хозяйство, где только зерновые высевались ежегодно почти на 30 тысячах гектарах. Динамичный рост производства требовал новых людей, дополнительных рабочих рук А тут подоспело очередное сокращение армии, прозвучал клич: «Демобилизованные воины - на целину!» Тогда-то и прошёл слух, будто в «Рубежинский» вместо ушедшего в науку П. Е. Жор-ноклея едет директорствовать некий генерал. Ждали его с нетерпением и понятным любопытством. Говорили всякое, от смешного до пугающего.
Генерал оказался самым настоящим, всё было при нём: голос, стать, заслуги, характер, ум. Николай Григорьевич Пономарёв, генерал-майор в отставке, происходил из простых тамбовских крестьян. В 1915 году окончил церковно-при-ходскую школу и нигде больше всерьёз не учился, не считая двух лет вечернего комвуза и курсов усовершенствования политсостава Советской Армии. Но это уже совсем в зрелом возрасте.
Начинал он свой трудовой путь почтовым работником, а кадровым военным стал в 1923 году. По службе рос быстро, и к 1940 году состоял начальником отдела политуправления 15-й армии. В годы войны показал себя грамотным и мужественным политработником, довольно часто менял места службы, занимая весьма нешуточные командные посты. Был, например, заместителем начальника политуправления Северо-Западного, заместителем начальника штаба по политчасти 2-го Белорусского фронтов, служил под началом прослааченных маршалов Великой Отечественной.
И после войны Пономарёв обращался в высшем эшелоне военачальников. Служил заместителем начальника штаба группы оккупационных войск в Германии, заместителем командующего Приволжским военным округом, заместителем начальника Военно-политической академии имени В.И. Ленина. Последняя его должность также довольно почётна -начальник политотдела Центральных строительных управлений Министерства обороны СССР.
При таком послужном списке грудь его, естественно, густо была увешана наградами. Одних орденов он носил семь, среди коих орден Ленина и четыре -Красного Знамени. Кроме других почестей и заслуг, избирался ещё и депутатом Верховного Совета РСФСР, делегатом XXII съезда КПСС.
В 1958 году генерал по болезни ушёл в отставку. А подлечившись, искренне откликнулся на призыв Н. С. Хрущёва, с которым был коротко знаком, и в числе других военачальников отправился на целину «поднимать сельское хозяйство». Умный, общительный человек, он будто магнитом притягивал к себе людей, всегда был центром компаний. Из мирских занятий немало уважал шахматы, охоту. Знал литературу и классическую музыку, по случаю не отказывался от рюмочки, причём обожал лимонную настойку, запас которой всегда хранил в своем доме. Вообще, в нём счастливо сочетались естественная значительность, солидность и простота в обращении с людьми, непритязательность бытовых привычек.
В тот памятный I960 год несколько сотен воинов Советской Армии сразу после демобилизации приехало в наш целинный Тёпловский район. И уж где-где, а в «Рубежинском» их принимали с распростёртыми объятиями. Работы хватало всем.
Вообще, военных в совхозе трудилось немало. Заместителем директора по хозяйственной части служил, например, боевой офицер Великой Отечественной Онуфрий Никитович Куковинец Недолгое время был здесь и свой Герой Советского Союза - Василий Александрович Павлов, получивший это звание, как и тысячи других бойцов, за форсирование Днепра. Он чудом остался жив. Более двадцати осколков врачи извлекли из его тела, ему пришлось ампутировать ногу. После войны жизнь у него сложилась отнюдь не по-геройски. Он часто болел, пристрастился к выпивке, в поисках лучшей доли немало поколесил по стране.
Прочитав в «Правде» захватывающий очерк о директоре-генерале, он с Дальнего Востока прикатил в совхоз. Работал в местной стройчасти, отличался специфическим юмором и своеобразным взглядом на жизнь. Но это небольшое отступление. Что же касается демобилизованных воинов, то они считались большой силой, в буквальном смысле слова влили новую кровь в коллектив, и многие остались здесь навсегда. Была организована даже специальная тракторная бригада, за работой которой Пономарёв ревностно следил.
Кстати, в Оренбуржье он был не единственным генералом, напросившимся поднимать сельское хозяйство. В одном из пригородных овощеводческих хозяйств директорствовал генерал-майор Андрей Федорович Артёмов, которого Пономарёв несколько свысока называл «огуречным генералом». Кроме того, среди знакомых Николая Григорьевича был ещё «петушиный генерал», руководивший птицефабрикой. Себя же он гордо именовал «пшеничным генералом» и был абсолютно прав, поскольку «Рубежинский» раскинулся на 55 тысячах гектарах и давал десятки тысяч тонн качественной степной пшеницы.
В 1961 году Куйбышевская студия кинохроники выпустила документальный фильм «По зову партии» о генерале Пономарёве и его совхозе, который и сейчас рубежинцы крутят по большим праздникам и юбилеям. В нём то и дело мелькает армейская форма. Вот генерал встречает демобилизованных воинов в своём кабинете, рассказывает о хозяйстве, о том, каким оно станет при коммунизме, вот ведёт их по улице-новостройке, по хлебному полю. Не обошлось в фильме и без трудового героизма стахановцев тех лет. Улыбчивы и деловиты его любимчики: механизаторы Николай Синенко, Леонтий Реуцкий, Григорий Телятов, Александр Савкусанов. Асы комбайновой уборки, как тогда их называли, умудрялись за сутки давать две-три нормы выработки, а за сезон скашивать 1200-1300 гектаров хлебов. То было время, когда начальство требовало вести уборку раздельно, то есть сначала косить хлеб в валки, а уж потом обмолачивать его. А поскольку жаток не хватало, как и тракторов, да и технология эта приживалась туго, возникали многочисленные конфликты.
Вот в такой ситуации Николай Синенко сконструировал прицепную жатку-лафет шириной захвата 14 метров и показывал на ней рекорды производительности. Попал, как говорится, в кон. Агрегат этот был не совсем удобен, прослужил недолго, но в первый год шуму наделал много. Устройство его описал даже некий английский сельскохозяйственный журнал, один экземпляр которого долго хранился в совхозной конторе. А изобретатель «чудо жатки» Н. Синенко за своё произведение получил в подарок от министра сельского хозяйства РСФСР именные золотые часы.
Такими людьми генерал гордился, считал их лицом совхоза, называл «наше золото» и всячески поддерживал. Вообще, к работягам он относился уважительно. Старожилы вспоминают, например, как Пономарёв требовал, чтобы воду в поле для механизаторов доставляли обязательно со льдом. Её водовозы возили в деревянных бочках с откидной крышкой, и наколоть льда не было большой проблемой, поскольку на каждой ферме тогда устраивались ледники для охлаждения молока.
Генерал и сам любил посмаковать в степи ледяную водичку и нещадно бранил бригадиров, когда те не выполняли это его указание.
Первый год генеральского директорства оказался самым удачным и продуктивным. Новая метла, как говорится... Удалось построить электростанцию, провести водопровод, сдать много жилья, производственных объектов. Как из рога изобилия сыпались различные новации организационного и технологического планов, окрепла дисциплина, жизнь бурлила, как в котле. Благодаря Пономарёву и его строительному размаху, совхоз приобрел как бы особый статус, о его делах узнали не только в области, но и во всей стране. Генерал любил строить, умел это делать и не растерял ещё геншта-бовских знакомых и влияния. Даже когда он уже отошёл от конкретной хозяйственной работы, строительству всё равно уделял большое внимание.
В приказе в честь Дня строителя (август 1964 года) он перечисляет новостройки того года: 71 квартира, в том числе 32 с центральным отоплением, столовая, хлебопекарня с магазином, коровник и телятник на 200 животных Так активно рубежинцы больше никогда не строили, а в упомянутый год новостроек было больше, чем за всё десятилетие 1990-2000 годов. В хозяйстве действовала мощная строй-часть, и Николай Григорьевич, засучив рукава, часто сам участвовал в работах. Регулярно устраивались субботники, на одном из которых, например, начав пораньше, к вечеру уже возвели телятник под крышу.
1енерал не был сельским человеком и за несколько лет, конечно, не стал им. Проблемы начали доставать его уже в первый год. Ну, а когда спала парадная шумиха, и Пономарёв поглубже вник в суть производственных задач, они, эти проблемы, покатили на него, как снежный ком. К тому же не заладились отношения с райкомом, оказалась неэффективной его армейская привычка беспрекословно повиноваться начальству и отдавать безапелляционные приказы подчинённым.
Трудно найти более несовместимые вещи, чем солдафонство и сельское хозяйство, где голое «командирство» почти всегда приносит только вред, а успех зависит от десятков противоречивых факторов, над которыми крестьянин зачастую не властен. Пономарёв был умным человеком и скоро понял это. На втором году своей деятельности он стал меньше вникать в конкретику, целиком доверившись помощникам.
Как уже говорилось, не сложились у него отношения с районным начальством, через голову которого он часто действовал, решая серьёзные вопросы. К тому же, Николай Григорьевич не ушёл от соблазна и влез в модные тогда дискуссии о тонкостях агротехники, горячо и шумно поддержал одно из очередных нововведений, которое, в конце концов, оказалось мыльным пузырём. Вдобавок, возраст. В совхозе он отпраздновал своё шестидесятилетие, часто прихварывал и всё больше прибегал к помощи московских врачей.
Он реже стал бывать на полях и фермах, пребывая то в столице, то в Куйбышеве, то в Оренбурге, медленно и незаметно выпускал из рук те оперативные нити руководства, без которых директор уже и не директор. Заметив это, областное начальство подослало в совхоз несколько крепких специалистов, которые постепенно и взяли бразды правления в свои руки.
Особенно мучили генерала детали. Он то и дело попадал впросак Ну, не знал он тонкостей агротехники, особенностей ухода за скотом, которые крестьянин впитывает в себя с детства, терялся в простых ситуациях. Страдал от этого, но основательно учиться было уже поздно.
А разве мало было случаев, когда по своей неопытности, непониманию сути проблем, он ставил под удар весь совхоз? В какой-то год июльская жара буквально спалила урожай, а план есть план, да ещё повышенные обязательства чёрт дернул принять. Что тут делать? На самом крупном отделении - большая свиноферма, только что завезли породистых свиноматок, крепко потратились, как сохранить её? В счёт плана зерновых поставок отдавали всё, вплоть до мёртвых отходов (считай, мусора и половы). В райкоме наседали: план - это закон, нужно изыскивать резервы. Генерал повторял это в совхозе. На простой вопрос: «Чем кормить скот?» - зло отвечал: «Не ваше дело, помогут».
Уже ближе к зиме управляющий отделением, заковыристый, но хваткий и бывалый мужик, открыл ему страшную тайну, показал старую силосную яму, почти до-, верху засыпанную зерном: «Оно выручит, иначе не перезимуем». Всю ночь не спал генерал, а рано утром поднял по тревоге всех шоферов и в один рейс отправил зерно на элеватор. К весне от процветавшей фермы остались рожки да ножки. Буквально. С управляющим Пономарёв уже не мог говорить прежним тоном, старался реже появляться на отделении.
Таких болезненных точек становилось всё больше.
Немало нервов потрепала и любимица тех лет - кукуруза. Приходилось сеять её сверх всякой меры, а убирать на зерно было абсолютно нечем. Даже солдаты Топкого гарнизона, срочно мобилизованные на это государственное дело, не могли справиться с уборкой початков. Да и сколько их можно перенести в дождь и слякоть в полах солдатской шинели? Когда в очередной раз урожай ушёл под снег, генерал приказал развесить повсюду объявления о большой премии тому, кто сконструирует приспособление для зимней уборки этой «королевы нолей». Но вышел конфуз. На плакате с обещанием премии, вывешенном на центральном магазине, кто-то коряво начертил карандашом: «Кукурузу нужно убирать вовремя».
Как,бы то ни было, но Пономарёва помнят в «Рубежинском», помнят его дела, всё то полезное и доброе, что успел он сделать.
Много интересного рассказал о генерале бывший комсорг, а потом механик совхоза Владимир Александрович Попов.
- Николай Григорьевич, - вспоминает он, - был чрезвычайно прост в общении с людьми, любил всевозможные новации и бесконечно внедрял их в производство. «Чтобы совхоз гремел», как он выражался. Ну, и чтобы его скромная фигура, добавлю от себя, тоже была на виду... Несколько раз приходилось ездить с ним на добычу запчастей. О, это непростое дело! В подобных ситуациях он облачался в генеральский мундир, давил авторитетом, метал громы и молнии на базах и складах Действовало безотказно.
А как-то мне довелось даже побывать у генерала в гостях в его московской квартире. Он как раз лечился в столице, по каким-то общественным делам оказался там и я. Он нашёл меня в гостинице и вместе с моим товарищем зазвал в гости.
В дебрях стандартных многоэтажек мы еле отыскали нужный дом. Выручили старушки на скамеечке: «Генерала Пономарёва? Знаем, знаем! Это наш помощник и заступник».
Засиделись мы тогда почти до утра.
Другой раз он возвращался с Пленума ЦК КПСС, и вот получаем телеграмму: «Встречайте». Бушевало половодье, и в Соболево мы небольшой делегацией отправились на тракторе с тележкой. Встретили его как положено, а назад двигаться уже нельзя, вода залила всю округу. Стоим на большаке, ломаем голову. Николай Григорьевич один не растерялся. Закутался в тулуп, уселся поудобнее и приказал, отметая все наши сомнения: «Вперёд!» Куда деваться? Сняли вентиляторный ремень, закрыли патрубки и по метровой воде, по ямам и колдобинам взяли курс домой. Пономарёв долго ещё ворчал: «С вами войну не выиграешь».
А на каждой выбоине, когда мы катались в телеге, как мячики, всё увольнял тракториста с работы. За дорогу тот раз шесть был уволен из совхоза, о чём даже и не догадывался... С горем пополам добрались до Зарева, а там новая напасть: заклинило двигатель. Пришлось заночевать у тамошнего управляющего. Генерал и тут не усидел без дела. Пока готовились пельмени и всё остальное, организовал лекцию в местном клубе и полтора часа перед кинофильмом рассказывал о работе Пленума и его решениях.
Больше всего мне запомнился день, когда я забирал из больницы жену с новорождённым сыном-первенцем. Николай Григорьевич встретился на улице и поинтересовался: «Кто у тебя родился?» -«Сын!» - «Коли я первый встретился, быть ему генералом!»
Вообще, Пономарёв был деловым человеком, много полезного сделал для совхоза, а не развалил его, как говорили тогда некоторые. Не его вина, что не всё удавалось, что пришлось уйти с работы, - у него серьезно пошаливало здоровье. В' производственных дегах он отличался исполнительностью. На что уж генерал, а приказало начальство - расшибётся, но сделает. Вернётся, бывало с очередного бюро райкома партии, соберёт расширенную планёрку и докладывает: так, мол, и так, такую задачу перед нами поставили. Вопрос-то иногда выеденного яйца не стоит, пользы никакой, окромя вреда Но райком есть райком. Вот и гнём через колено, режем по живому...
Хранят рубежинцы и немало забавных историй о своём генерале.
У совхозного плотника Никифора За-реченца имелось безобидное присловье, которое он вставлял по поводу и без повода.- «Вот сволочь такая!» Решив познакомиться с генералом, нагрянул к нему домой и с порога ляпнул: «Давай в шахматы сыграем, вот сволочь такая!» Получился большой конфуз, но, в конце концов, всё уладилось, и Никифор стал потом желанным гостем у генерала.
Даже нынешний руководитель «Рубе-жинского» Р. С. Мендыбаев помнит генерала, хотя в его времена был совсем мальцом. Мендыбаев, как говорится, виден издалека - благодаря своему двухметровому росту. Он и в детстве был высок и сухощав. И как-то, оказавшись рядом в совхозной бане, Пономарёв долго подтрунивал над его худобой и, шутя, бахвалился собственной дородностью.
В гражданской, так сказать, жизни Николай Григорьевич всегда оставался простым, доступным человеком, никогда не кичился своим генеральском. С животноводами, механизаторами держался запросто, но со специалистов спрашивал строго и в деле больше всего ценил обязательность, верность данному слову.
На житьё Пономарёв устроился в «директорском» доме, где и до него жили руководители хозяйства. С его водворением дом сразу же превратился в своеобразный мужской клуб, куда многие приходили поиграть в шахматы, поговорить «за жизнь». Желанных гостей генерал угощал лимонной настойкой, которая хранилась у него в подполе. Кроме шахмат и шумных компаний, обожал охоту, и пострелять тетеревов считал самым лучшим отдыхом для себя. У него было двое взрослых детей: дочь и сын, тоже военный, служивший в Тоцком гарнизоне. Была и жена, но за четыре года появилась в совхозе всего дважды. Она не одобряла романтический порыв мужа и считала, что добром его целинная эпопея не кончится.
Обихаживала Николая Григорьевича -прибиралась, стирала, готовила Мария Петровна Шамуранова, тётя Маруся, как все её называли.
Двенадцатого июня I960 года генерал Пономарёв написал свой первый приказ: «На основании приказа по Оренбургскому управлению сельского хозяйства от 8 июня №412-К с сего числа приступил к исполнению обязанностей директора Ру-бежинского совхоза». Последний приказ подписан им 31 октября 1964 года. Четыре с небольшим года, вместившие и звёздный час, и отчаяние, и гибель генерала. Через несколько дней после увольнения по собственному желанию, он как-то утром выпроводил тётю Марусю на кухню приготовить ему кофейку, а сам взял в руки ружьё... Почему так случилось? Единственную причину происшедшего назвать трудно. Безусловно, повлияло падение Н. С. Хрущёва. По традиции тех лет это означало, что его сторонники и последователи автоматически попадают, мягко говоря, в немилость.
Ускорило трагедию и то, что директорство Пономарёва закончилось весьма неоднозначно. Медные трубы звучали недолго, и разве так представлял Николай Григорьевич, когда пускался на дебют, финал своей целинной биографии?
Сыграли свою роль и семейные неурядицы. Немало хлопот доставлял ему сын. На этот раз, возвращаясь из отпуска к месту службы, он привязался в поезде к каким-то девицам и, вместо Тоцкого, где его ждали, оказался в Сибири. Командир части поднял тревогу, сообщил Пономарёву, намекал на дезертирство.
Развязку ускорило и болезненное состояние Николая Григорьевича, тем более что в последние месяцы хвори буквально преследовали его.
Как бы то ни было, но выстрел прозвучал. Хотя ничего не предвещало трагедии. Накануне было долгое и доброе собрание, где зачитали заявление Пономарёва об увольнении. Самые лестные и искренние эпитеты сыпались на него в этот вечер и от районных руководителей, и от рубе-жинцев, людей, ставших для него родными. Говорят, что ночь после собрания он проплакал. Может, и так, но на следующий день дом его был полон гостей, все желали ему здоровья, всего самого лучшего, он казался спокойным и решительным.
Весть о гибели генерала мгновенно разнеслась по совхозу. Многие не верили, около его дома собралась людская толпа. Буквально через пару часов на двух самолётах прилетели военные и увезли тело генерала.
Похоронили Н. Г. Пономарёва на Новодевичьем кладбище. В похоронах участвовал только один представитель совхоза, зато было много военачальников, включая маршалов.
Четыре года - срок по любым меркам невеликий. Но генеральские четыре года оставили в летописи «Рубежинского» глубокий, ощутимый до сих пор след, да и в насыщенной жизни генерала они были не самыми бесцветными. Герой нашего повествования - фигура во многом символичная. Сын своего времени, он стал одним из последних представителей той могучей кучки директоров и председателей, каждый из которых был истинной личностью, на которых держалось и широко шагало вперед постцелинное сель-хозпроизводство. Люди помнят их А в «Рубежинском» одна из улиц носит сейчас имя Н. Г. Пономарёва.