Религия цвета

В его композициях четко прочитываются иконописные образы, звучит "музыка сфер" и иных строгих и одновременно свободных декоративных построений... Глядя на насыщенные по цвету... пейзажи и особенно портреты Газукина, невольно приходишь к выводу, что художник опирается на такого классика русского авангарда, как Малевич. А в некоторых сугубо абстрактных и многоцветных опусах... ощутимо пусть отдаленное, но тем не мене прочитываемое присутствие Кандинского. Кроме того, роднит нашего оренбургского живописца с этими великанами авангарда и страсть к высокому теоретизированию... Полагаю, что приведенных слов достаточно, чтобы понять пафос, размах и основательность его живописных занятий.

Вильям МЕЙЛАНД, искусствовед. Москва.

Валерий Газукин - член Союза художников России с 1980 года. Закончил художественно-графический факультет Ленинградского Государственного педагогического института имени Герцена. В этом году он отмечает 25-летие своей творческой деятельности.

11 февраля, в 17 часов в картинной галерее "Асла" в здании филармонии откроется его персональная выставка, на которой представлено сорок новых работ. Так начинает художник год своего юбилея. Год прошедший был не менее плодотворным: в Москве состоялись две его персональные выставки. Одна, организованная галереей "Дар" в Центре современного искусства на Якиманке, другая - в Центральном Доме художника на Крымском: валу. По сути, в лучших залах России. Оба вернисажа не просто были, замечены, но вызвали глубокий интерес столичного зрителя, коллег и искусствоведов. "Выставляться" в Москве непросто. Она строгая. Ее ничем не удивишь. А вот Валерий Газукин смог. И, что особенно приятно: экспозиция нашего земляка не затерялась на фоне выставок Шемякина, Поздеева, Дубровина, знаменитых диссидентов-авангардистов. В родном городе его творчество тоже знают - он активный участник многих выставок. Хотя об армии поклонников говорить не приходится. Во-первых, потому, что Оренбург не Москва. Во-вторых, потому, что авангардизм - а Валерий Газукин считает себя преемником классического авангардизма, идущего от Малевича и Кандинского, - у широких масс никогда не был в чести. Чтобы устранить, эту несправедливость, мы решили поближе познакомить наших читателей с Валерием Газукиным, пригласив его в "Мастерскую муз".

В последнее время у Вас было много интересных встреч, контактов. Какое впечатление было наиболее ярким?

- Одно из открытий минувшего года: оренбургскую школу живописи знают в Москве, по всей России и даже за ее пределами. Приходят на мою выставку: "А, из Оренбурга? Как поживает Гяахтеев?" Грузины едут в Америку, заходят в ЦДХ: "Газукин? Мы вас знаем. У нас есть ваши каталоги". Это было очень сильное впечатление. И вот я задался вопросом: почему провинциальная школа живописи так известна? Это связано с тем, что у нас работает уникальный отряд высокопрофессиональных художников с большой культурой. Те качества, которые, определяют в целом оренбургскую школу, были заложены еще в 60-е годы, когда приехали выпускники Суриковского института Ерышев, Глахтеев, Григорьев, Ни, Яблоков. Они создали то ядро, вокруг которого стали формироваться, другие поколения. Именно этим и объясняется тот феномен, который я называю "шествием талантов". Это новая генерация молодых художников, в основном выпускников Оренбургского художественного училища, среди которых особенно выделяются Яна Ческидова, Александр Курилов, Виктор Бартенев, Андрей Киселев, Александр Рюмшин. Они сами по себе очень внимательны, цепки, плодовиты. К тому же их дарования имеют возможность развиваться о великолепной культурной среде, созданной предыдущими поколениями. Их становление происходит настолько быстро, что столичные искусствоведы хватаются за голову от восторга.

- Видимо, этим и объясняется жгучий интерес французских коллекционеров живописи к творчеству оренбуржцев?

- Да, в самом деле, более, двух лет назад Оренбург был осчастливлен набегом заморских купцов. Богатые люди приехали, пользуясь нашей нищетой, еще больше увеличить свое богатство. И их блистательная авантюра увенчалась успехом. В силу нашей наивности и незнания многих вещей. Очень большое количество работ оренбургских художников попало во Францию. Они продавались в Париже. Казалось бы, чего еще желать? Но когда акция начала развиваться, стали поступать новые предложения, я прекратил с ними всякие отношения, потому что считаю - не стоит русскому, человеку за бесценок разбрызгивать свое творчество по миру, не имея ни материальной выгоды, ни дальнейших перспектив на культурное сотрудничество. Попросту говоря, с нас содрали последнюю шкуру. Вот мне повезло, хоть, я и отправил много работ, все же у меня еще достаточно много осталось, чтобы устраивать выставки. А ведь многие оказались у разбитого корыта. Что же это за художник без картин? Где его лицо? Где его мир? Где его прошлое? Хотя некоторые художники считают: если их искусство ЗДЕСЬ никому, "не нужно, пусть оно лучше будет ТАМ. Но арт-бизнес жесток и беспощаден. И никому не известно, когда наши работы, купленные за бесценок и сложенные в хранилища, всплывут на рынке или на какой-то выставке.

И вот, исходя из этого, я принял решение: искусство русского ху-. дожяика должно оставаться в России. Оно может показываться где угодно. Но лучшие его образцы должны быть там, где они создавались, они должны быть с тем народом, которому художник принадлежит.

- Давайте поговорим о Вашем творчестве, орелигии цвета", которую Вы исповедуете.

- Действительно, достаточно долгое время основным  моим интересом в живописи является проблема цвета. Я считаю, что цвет - сильнейшее выразительное средство в изобразительном искусстве. Мне кажется, что я чувствую цвет, чувствую колорит. И, поэтому стараюсь развивать то, что Богом дано. Но цвет сам по себе ничего не значит. Важно активизировать то, что дает, цвету, тонкость, глубину, гармонию. Поэтому я считаю, что важнейшее в колористическом решении - это активизировать валеры, тe тончайшие оттенки, которые дают живописи пространственность и глубинность, ощущение эмоциональной и воздушной среды. Но это отнюдь не умозрительное рассуждение. Я все эти вещи принципиально проверяю с натуры. Вот почему я регулярно езжу в село Ташлa Тюльганского района, где среди ветвей на берегу живой реки идет ежедневная, очень напряженная работа. Здесь изучается натура, создаются материал для "зимней" работы в мастерской.

Что же касается содержания, меня сейчас чрезвычайно увлекла мифология. Вернее так, место мифа в человеческом сознании. Как он воздействует на людей? Откуда берется? Как формируется? Почему в обществе царит тираническое всесилие мифа? Поэтому на выставке я представляю несколько холстов на одну и ту же тему "Святой Георгий", которая трактуется мною как борьба с чудовищем в самом себе.

Но, кроме, таких серьезных философских вопросов, я работаю над обнаженной моделью, многофигурной композицией, натюрмортом, пейзажем. Кстати ска• эать, большинство работ сделано по ташлинским материалам. То есть, это все не из головы, а из жизни. Это мой метод, так меня учили - работать с натуры.

Мой вкус сформирован в классическом направлении. Мне не интересно заниматься абстракцией, но мне интересно пытаться через натуру увидеть те же принципы, те же пластические решения, которые вдохновляли Василия Кондинского. Вот этим своим подходом к натуре, своей преданностью Ташле, я заразил многих моих коллег. Особенно молодых художников. Они просто бредят Ташлой. Им там хорошо: там природа, там свобода, там настоящая живая жизнь.

- По одному банальному, но безусловно верному изречению, счастье - это когда тебя понимает. Ваш"етворчество Остается недоступным для понимания широкого круга зрителей.

- Мне мешает дикость зрителей. Но они в этом не виноваты! Они, по большому счету, жертва той селекции, которая была проведена у нас в стране над народом. А в узком плане, наш зритель - жертва той культурной, а точнее, бескультурной атмосферы, которая царила а стране. На чем воспитывались зрители и мы в том числе? Это "Сосны" Шишкина на обложке "Родной речи", это "Аленушка у водоема", это "Иван-царевич на сером Волке". С другой стороны, когда я беру итальянский учебник по рисованию, я там вижу и абстрактное искусство, и современные течения, и классику, и Рембрандта, и икону, и архаику. То есть, ребенку дается объективная информация. Нам же давали очень маленький кусочек. Поэтому неудивительно, что наш зритель, он не то чтобы тупой, а невосприимчивый. И потому от художника требуется огромное мужество, чтобы не дрогнуть перед таким зрителем и не откреститься от своих идеалов, задач и устремлений. Впрочем, истинный художник редко когда бывает понят до конца, потому что он всегда опережает время и уж, тем более восприятие рядового зрителя. Такова участь тех, кто служит Искусству.