Участковый Греков

Память постоянно возвращала к одному и тому же эпизоду из голодного послевоенного детства.

1946 год. Отмена карточек. Зима. Хлеб стали продавать в порядке живой очереди. Занимали с вечера. Чернильным карандашом, послюнив его, очередной на тыльной стороне ладони ставил свой порядковый номер, передавая карандаш следующему, кто становился в очередь, и так до самого рассвета.

Утром очередь петляла уже большущей змеёй. А мороз был такой, что птицы на лету замерзали. Но страшнее мороза - местный начальник милиции Греков. У него было всегда жёлтое, почти покойницкое лицо, на лбу прямо над переносицей заметна синяя жилка, а глаза, казалось, тоже были жёлтыми, пронзительными… Для меня Греков был жестоким человеком, я по себе это знала, на собственной шкуре испытала.

Помню, Греков появился неожиданно, спешился с коня, поправил саблю, висевшую сбоку, ремень, провёл рукой по тёмной пышной бороде. Сердце у меня почему-то ёкнуло. Как никогда мне захотелось в один миг стать взрослой, повыше вырасти. Я стояла ни жива ни мертва, закусив губы, чтоб не тряслись. Поддёрнула вверх воротник, на цыпочки в просторных валенках встала, вытянулась, чтоб выше казаться.

Греков шёл вдоль очереди, зыркал жёлтым своим ястребиным глазом. Остановился, посмотрел на согнутые в голенищах валенки. Сердце моё сжалось, застучала кровь в висках, Греков ещё раз окинул меня подозрительным взглядом, потом больно схватил за ухо и вывел из очереди. Я еле слышно ойкнула, но этот шёпот, показалось, прозвучал громче крика. Прислонившись к ближнему забору, прикрыв глаза от стыда и беспомощности, я ничего не видела и даже, кажется, не дышала. Был мороз, но заливало горячим жаром лицо, огнём пылало ухо. Всхлипнула, глубоко вздохнула, сказала про себя: теперь больная мама и отец-калека остались без хлеба…

Этот эпизод преследовал меня на протяжении всей жизни. Не давал покоя вопрос: почему поступил так Греков? И решила во что бы то ни стало отыскать след этого человека, собрать материалы, чтобы как можно больше узнать о нём.

В музее МВД хранится форма Грекова, там же и сабля, принадлежавшая ему, и несколько его фотографий... Есть и послужной список, в котором указаны годы его службы в милиции Оренбуржья, и его награды: ордена Ленина, Красного Знамени, Красной звезды, медали «За победу над Германией», «За доблестный труд», «За отличную службу по охране общественного порядка»… Два раза награждён ручными часами за долголетнюю и безупречную службу в милиции. Здесь же и характеристика:

«Начальник отделения службы областного управления милиции Греков всегда на улице, он был неотъемлемой частью бурной, хлопотливой жизни городских улиц. Молодцеватого, стройного, в хорошо подогнанной милицейской форме человека с чёрной бородой можно было встретить в любой части города. Он хорошо ориентировался в обстановке, знал город, и его знали все.

Где появлялся Греков, или как его ещё называли - «Борода», там был порядок. О нём среди населения ходили были и небылицы, легенды и анекдоты, а подростки играли в игру, ими же придуманную: «Греков и хулиганы».

Таким методом и тактом в совершенстве владел Борис Иванович. Человек дела и чести, высокой культуры, эрудиции по разным вопросам, он пользовался большим авторитетом среди всех тех, кому случалось общаться с ним. В смысле культуры общения вообще и обращения с гражданами у него действительно было чему поучиться».

- Обратитесь в архив партии, - посоветовала хранительница музея Алла Викторовна Кухмистрова.

Я надеялась найти хоть какую-нибудь информацию там. В течение нескольких дней просматривала архивные материалы, но тщетно.

И снова в поиск, и вот в библиотеке имени Крупской в библиографической энциклопедии встретила его фамилию: «Греков Борис Иванович (03.08.1897-19.07.1982 гг.), г. Одесса. Милиционер в Ростове-на-Дону, затем участковый инспектор в г. Ульяновске. В Оренбургскую милицию пришёл начальником отделения службы и боевой подготовки…»

Всё это о его службе. Но нужны были живые свидетели, люди, лично знавшие Грекова, которые общались с ним не только по службе, но и в быту, знали о его семье. В альманахе «Гостиный Двор» №16 в статье Разии Рафиковой «Иначе бы не выжить» читаю: «С большой благодарностью вспоминаю начальника паспортного стола милиции товарища Грекова, много раз помогавшего мне выправить паспорта и не дать пропасть хорошим в общем-то людям».

Передо мной книга Г.М. Десяткова «Легенды старого Оренбурга», из цикла: «Боль моя, «Тополя»». Снова встречаю имя Грекова. Вот что пишет Глеб Михайлович:

«Я с Борисом Ивановичем познакомился в 1951 году в пневматическом тире. Занимался в стрелковом клубе, «выстучал» по пистолету и винтовке первый спортивный разряд.

Подполковник милиции Греков любил показывать присутствующим свое стрелковое мастерство. Там, где стояли мишени, он просил поставить в ряд пять папиросок и меткими выстрелами сбивал их.

И вот, когда Греков в тире целился в поставленные в ряд пять папиросок, я не вытерпел и первым нажал на спусковой крючок – одна папироска отлетела в сторону. Он резко выпрямился, посмотрел вправо от себя. Но там стрелки ещё держали винтовки в руках и целились. Я с невинным видом перезаряжал свою.

– Кто такой? — резко спросил меня Греков, вычислив «виновника».

– Студент из Куйбышева...

- Хорошо стреляешь, молодец! А вот так сможешь? – Греков повернулся к мишеням спиной, винтовку положил на плечо, на её приклад поставил маленькое зеркальце, прицелился и выстрелил. Папироска отлетела в сторону.

- Так не могу, - сдался я...

Потом многие годы, при встрече, мы здоровались, улыбаясь друг другу. Когда Греков был в саду — хулиганью там делать было нечего. Его знал весь город! О его делах, поступках, личной жизни ходили легенды!

…Грекова знал весь город. – Его страшно боялась местная шпана. Если в парке «Тополя» кто-то крикнул «Борода», шпану как ветром сдувало. Действия его были непредсказуемы. Считали, что если ему будет нужно, то он выстрелит в любой момент, но он никогда ни в кого не стрелял, и никого не боялся, ходил всегда один. А когда человек не боится, от него исходит такая аура, что начинают бояться другие. Говорили, что в него несколько раз стреляли. Но пистолет является «скрипкой» стрелкового оружия. И если человек стреляет в того, кого боится, то обязательно промахнётся. Поэтому Греков был недосягаем для пуль пистолета».

«Грекова знаю не понаслышке, - сказал Сергей Алексеевич Иванов, бывший сосед Грекова, при нашей встрече. - Ни один год жили вместе. Очень энергичный был человек. Всё делал сам. И картины рисовал сам, да ещё какие! А жена продавала их на рынке, жили очень скромно. До фанатизма Греков был предан своей работе. До сих пор помню его слова: «Ты, Сашка, смотри на человека так, чтобы видеть его затылок…» Его знало до девяноста, может, процентов населения нашего города. С подчинёнными был строг. Если кто приходил на службу неопрятным, то Греков его наказывал, вплоть до ареста на несколько суток. Но дома Борис Иванович был совсем другим человеком: любящим, заботливым мужем и отцом…»

Из беседы с Александром Сергеевичем узнала, что дочь Грекова – Ольга Борисовна Васильева - в настоящее время живёт в г. Жуковском Московской области вместе с сыном. С ними живёт и внук Сергей, а вот правнучка Светлана живёт в Оренбурге.

Я отправила Ольге Борисовне письмо с просьбой рассказать об отце и выслать фотографии из семейного альбома. Та не заставила долго ждать.

«Родился отец, – пишет Ольга Борисовна, – в г. Одессе 3 августа 1897 года в семье рабочих. Был единственным ребёнком в семье.

На службу в милицию отец поступает рядовым в 1928 году г. Ростова-на-Дону. Уже через полтора года его переводят в г. Ульяновск, где от постового милиционера он дослуживается до начальника образцово-показательного комсомольского отделения, сотрудники которого охраняли Дом-музей В.И. Ленина.

В 1931 году отец окончил юридические курсы при Ульяновской прокуратуре. Имел много благодарностей за отличную службу. В этот же период он вёл следствие по делу цыганки, обвинённой в убийстве новорождённого. Отцу удалось доказать, что ребёнок родился мёртвым, чем снял обвинение с женщины. Родные той цыганки были счастливы, так как детоубийство ложилось позором на весь табор. В благодарность цыгане привели отцу в отделение милиции коня, которого он передал в дивизион.

Отец всегда по-человечески относился к подследственным, поэтому получал письма даже из мест заключения. Где бы он ни работал, у него всегда были хорошие дружеские отношения с людьми. Однажды был такой случай. Вернувшись в г. Ульяновск через три года после отъезда, во время путешествия по Волге, отец поделился с бывшим подследственным (случайно встретив его), что у него украли перчатки, и высказал сожаление о преступности в г. Ульяновске. Тот расспросил о месте кражи и о дате отъезда - и в день отъезда принёс на пристань перчатки отца.

В начале 1932 года отца перевели в Чкаловскую область начальником Русско-Боклинского районного отделения милиции (ныне Бугурусланский район), где он проработал до февраля 1935 года. Были определённые трудности в работе. В то время в Мордовской Бокле было всего четыре русских семьи. Ему срочно пришлось осваивать мордовский язык. В этом отец преуспел и свободно общался с населением.

Увлечением отца была охота. В степи водились дрофы. Я помню, как отец приносил дроф по 12–16 кг и лис. Шкурки лис он выделывал профессионально. Вообще, у отца было много разнообразных увлечений. Я даже не знаю, что он не умел делать. Он занимался строительством, чинил обувь, мог исправить электричество и любые электроприборы. Увлекался собаководством и сам дрессировал собак.

В 1936 году отца перевели в Бузулук на должность начальника городского отделения милиции, где он проработал год. В окрестностях Бузулука находилась детская исправительно-трудовая колония. В городе процветала преступность. Отцу удалось найти общий язык с колонистами и привлечь их к охране общественного порядка, после этого в г. Бузулуке стало спокойно. В ноябре 1937 года он был переведён в г. Чкалов начальником АХО Управления милиции УНКВД, где проработал до марта 1940 года, когда вынужден был уйти на пенсию по инвалидности. Дело в том, что отец получил травму позвоночника, удерживал падающий с лестницы сейф. Если бы не отец, было бы покалечено много людей, находящихся ниже.

В результате этого образовалась спинно-мозговая грыжа.

Будучи по состоянию здоровья на пенсии, он работал директором кукольного театра, заместителем директора драматического театра, заместителем начальника в областном отделе по делам искусств Чкаловского горисполкома, замдиректора филармонии. Вероятно, его творческую натуру тянуло в искусство, но служба в милиции всё же была на первом месте, и он вернулся на службу в августе 1942 года.

Была у него какая-то удивительная способность влиять на людей. Говорили, что он обладал гипнозом. Как бы там ни было, но его уважали и слушались. Ещё у него была отличная память. Имея огромное количество знакомых, встречаясь с ними, всегда интересовался их жизнью, жизнью их родных. Помнил имена, жизненные проблемы каждого…

У отца был значок «Ворошиловский стрелок». Он был членом ВКПБ с 1939 г. Не имел никаких взысканий, являлся членом горкома, депутатом горсовета.

В городском отделении милиции отец проработал до 1958 года и был уволен по выслуге лет в звании подполковника. Увольнение было связано с приказом, которым разрешалась служба в органах до 60 лет. Отец был ещё полон сил, энергии и очень огорчился, когда его лишили любимого дела и возможности передать свои навыки молодым.

Вообще, отец был находчивым, жизнелюбивым человеком, большим оптимистом, душой любой компании; где был отец, там было интересно и весело. Таким он мне запомнился. Зная неутомимую, неуёмную энергию отца, мы с мамой уговорили его взять дачный участок, когда он вышел на пенсию, где он своими руками построил домик, вырастил хороший сад и стал консультировать соседей. Он выращивал виноград, который культивировал в г. Оренбурге Шатилов.

Ещё отец очень любил рисовать: пейзажи, натюрморты. Копировал картины знаменитых художников: Айвазовского, Шишкина, Репина и др.

В 1931 году его посылали учиться живописи в г. Ленинград, но его не приняли, так как ему уже было в то время 34 года. Внуки до сих пор хранят писанные маслом картины.

Отец лепил из гипса то сову, то аиста, а то и просто гномов.

Последние три года своей жизни отец тяжело болел: беспокоила сердечная недостаточность, одышка, обнаружился рак лёгкого… Приходилось почти ежедневно делать ему уколы, часто класть его к себе в больницу. Причиной рака, вероятно, явилось пребывание его в Тоцком во время испытания атомной бомбы. Он длительное время был в командировке в Тоцком и в момент испытания находился в 8-ми километрах от эпицентра взрыва. Он тогда привёз нам рисунки «гриба», образовавшегося после взрыва.

Умер отец 19 июля 1982 года в возрасте 85 лет».

- Когда я начинал службу в милиции, Греков ходил в звании майора, - вспоминает подполковник в отставке В.С. Щербаков. - Во время дежурства по городу Греков ходил один, без охраны. Если он появлялся на улице Советской, вся шпана разбегалась в разные стороны, хотя он сам никого не трогал даже пальцем. Его внешний вид, борода, манера разговаривать срабатывали мгновенно и бескомпромиссно. Все граждане Оренбурга уважали Бориса Ивановича и при встрече здоровались с ним.

Дворкина Нина Яковлевна – подруга дочери Грекова - рассказывает, что Борис Иванович мягкий по характеру, доброжелательный, бескорыстный. До сих пор слышит Нина Яковлевна разговоры: «был бы жив Греков, был бы порядок». Однажды он сделал у себя на огороде чучело в полный рост, надел милицейскую форму. Соседи, проходя мимо, здоровались и обижались, что он не отвечает им на приветствие. Узнав о проделке, долго смеялись.

В Оренбурге живёт внучка Ольги Борисовны - Светлана. Она-то и объяснила, где похоронен прадед. Я почти без труда отыскала его могилу, низко поклонилась праху его за то, что он был таким добрым, чутким и отзывчивым.

Только теперь я поняла, почему Греков вытащил меня за ухо из очереди. Он просто не мог позволить ребёнку стоять всю ночь на морозе за хлебом, чтобы я не промёрзла, не стала калекой. В пример всем, чтобы родители не посылали своих детей в эту нелёгкую даже для взрослых очередь. Поняла, что он любил людей. И особенно детей.

Простите меня, Борис Иванович, за то, что я столько лет считала вас чёрствым и жестоким человеком. Мир вашему праху…