Университеты Геннадия Глахтеева

В галерее "АртА" работает персональная выставка Геннадия Глахтеева. В экспозиции представлены пейзажи тюльганской Ташлы и берегов Волги, по которой художник прошел минувшим летом от Москвы до Астрахани.

Впрочем, слово "пейзаж" в данном случае не очень подходит: на глахтеевских холстах не столько живописное изображение местности, сколько философское размышление о природе. И не только о ней.

- Я впервые так доволен своей выставкой, - говорит художник. - Эти работы как будто оттуда - из 60-х годов, когда я только начинал. Духовное состояние натуры такое же. Отправляясь по Волге, я взял с собой китайскую "Книгу перемен". И не мог от нее оторваться. Книга стала подтверждением моих мыслей. (Ну, например, там написано, что творчество есть борьба света с тьмой. Я всегда именно так писал восход - как борьбу света с тьмой). Я начал их развивать. И это вылилось в картины с берегов Волги.

- Геннадий  Александрович, меня восхищает ваша страсть к знаниям. Вы окончили художественную школу, училище, институт и все равно всю жизнь занимаетесь самообразованием. Для художника это важно - учиться, учиться и учиться?

- Для меня - да, потому что я художник без образования.

~ Как же так? А Суриковка?

- Художник должен получать образование в мастерской, а не в институте. Важно - в чьей мастерской он учился, а не в каком учебном заведении.

Вот живописец Чимобуэ берет маленького Джотто, который очень хорошо рисовал животных, и делает из него художника. Это и есть образование. А институт - это ремесло. Здесь людей готовят к тому, чтобы они могли участвовать в зональных выставках. В молодости я этого не знал. Поэтому приехал в институт, чтобы стать художником.

Я приехал необразованный. Не знал даже, кто такой Софокл. Но институт не дал мне того, чего я хотел. И тут душа восстала. Как же так: учился, учился - и ничего не знаю?! Не может такого быть! И я стал сам читать - и философские труды, и книги по искусству. Очень помогла "Академия Садки" (творческое содружество художников, - Н. В.). Там были умные образованные люди. Они меня учили.

- Мне казалось, что это вы учили...

- Это уж потом. Я быстро нагонял упущенное. А когда появилась возможность ездить за границу, стал перегонять. Привозил из заграничных поездок книги по искусству - Моранди, Шагал, Кандинский. Так и развивался. Ни одного дня не работал без музыки. Она звучала с утра до вечера... Бах, Гендель, Бетховен, Моцарт. Особенно досталось "Оде к солнцу" Моцарта и мессе си минор Баха. Гомер, Вергилий, Овидий, Данте, Гете не сходили с уст. Мы увлекались Сенекой, Платоном, Диогеном. Я прочитал всего Аристотеля. Кроме силлогизмов.

Мы ставили спектакли о Рафаэле, Рембрандте, Шагале. Читали лекции об искусстве, устраивали диспуты. Если бы я не стал образовываться, я бы, наверное, спился. Это легко.

- Почему люди концентрировались вокруг вас? Я имею в виду в первую очередь "Академию Садки", идейным лидером которой вы являлись.

- Я стремился к познанию. Они тоже. Нам было интересно вместе.

- А вы сами вокруг кого концентрировались?

- Мои кумир - Джорджоне - один из основоположников искусства Высокого Возрождения. Он близок мне по духу. Моя жизнь совпала с его. А параллельно я увлекался Кандинским - одним из основоположников абстрактного искусства.

- А как вы понимаете слова учиться у старых мастеров?

- Буквально - копировать их полотна. Но для этого надо иметь большую волю и уверенность.

- Вы были в Польше, Чехословакии, Австрии, Италии, Франции, Индии, Индонезии, на Кубе. Где бы вам хотелось жить и работать?

- В своей мастерской.

- И все-таки, что вас больше вдохновляет - Ганг или Волга, Париж или Пасмурово?

- Это зависит не от географии, а от художника. Художник всюду привносит свое, свой дух - неважно, Индонезия перед ним или Ташла. В Индии, например, только сари цветные, а природа блеклая. Как пустой холст. Гораздо ценнее то, что получаешь импульс к познанию. Побывав в Индии, хочется узнать ее культуру, философию, эстетику.

- А в какую эпоху вам хотелось бы жить?

- Коро говорил: мне бы жить в эпоху Возрождения. И Пикассо хотел жить в одно время с Рафаэлем. Но это же смешно. Надо жить там, где живешь. Сумел что-то сделать в свое время, значит - молодец. А не сумел, значит - не сумел.

- Вы, судя по регулярным творческим отчетам, невероятно работоспособны. Сколько, например, восходов вы написали за свою жизнь?

- Сотни. Но для меня работа никогда не была единственным занятием на свете. Я презираю людей, которые возводят работу в культ, и злятся, когда их отвлекают. У меня хватает времени и на то, чтобы поскучать, и на то, чтобы пображничать с друзьями. Но я могу вставать чуть свет и работать по восемь - десять часов.

- Как вы себя заставляете?

- Это зависит не от меня. Холст не отпускает.

- Любимая женщина для художника много значит?

- Без этого ничего не бывает. Зря, что ли, у Пикассо было девять жен?

- То, что вы с женой (художница Ирина Макарова. - Н.B.) люди одной профессии, способствует творчеству?

- Конечно. Это общение, взаимопонимание, вдохновение. Меня всегда восхищала ее способность мыслить пластическими образами. Я всегда у нее учился.

- Как вы считаете, что нужно для того, чтобы художника причислили к гениям?

- Вот Гоген, умирая, сказал: я - великий художник, потому что меня поддерживали Писсаро, Эдуард Мане и Дега. Или вот итальянцы смеялись над Дюрером. А он поехал к Джованни Беллинни. И тот сказал: вы самый выдающийся человек эпохи. И все насмешки прекратились.

- А у вас, вечного спорщика с официальным искусством и его апологетами, имелась подобная группа поддержки?

- Меня тоже поддерживали именитые. Академик Жилинский, посмотрев мои работы, сказал: "Совесть художника". А это разве мало?