Командир машины боевой

…Ещё до битвы за Сталинград Борис Золойко успел пройти сквозь гарь и дым Великой Отечественной войны.

– Тогда, в страшном 41-м, наш полк стоял под Ленинградом в городе Тихвин, – вспоминает ветеран. – И тогда мы в очередной раз осознали, насколько умными и хитрыми были немцы. Они, как умные волки, разведали дислокацию наших войск и уничтожили авиабазу, практически весь лётный полк. Из 35 машин осталось лишь 9 годных. Но командование приняло решение – нанести удар по Кенигсбергу.

 Столько лет прошло, а я до сих пор уверен: этот приказ – настоящее преступление. Как прорваться к городу, если он защищен и укреплен? Как выполнить задание, если бомбардировщики полетят без прикрытия истребителей? Двадцатилетние мальчишки, за плечами которых всего по десять-пятнадцать боевых вылетов, понимали, что их ждет смерть. Но приказы на войне не обсуждаются, и девять самолетов поднялись в воздух. Восемь были сбиты, так и не долетев до пункта назначения.

Несколько раз фашисты подбивали самолет, машина уже летела на одном крыле, но мотор и система управления не подвели. Бомбардировщик приземлился на аэродром и от удара развалился на части. Позже механик насчитает на корпусе более 30 пробоин, был пробит бензобак. Тем не менее по врагу он отбомбился. За такое дают Героя, но… подтвердить его действия было некому.

Почему так? «А командир полка сказал: прежде, чем я Героя не получу – у меня никто награжден не будет». Героя командир не получил. Фамилию того человека Золойко называть не стал, да и бог с ним. Всякие люди бывают, и на войне тоже. Даже простого вывода сделать не сумел, ведь чем лучше твои подчиненные воюют, чем больше наград у них, тем выше цена их командиру.

***

Уже в августе 42-го Бориса Золойко в числе других лётчиков переправили под Сталинград. По ночам тёмный город озарялся «дневным» светом. «Я глянул вниз и обомлел – горит Волга! Пламя лижет воду, жрет ее, и широкая лента огня течет по реке. Все горит – земля, небо, вода…»

Немцы бомбили бензохранилища, всё вокруг горело и постепенно превращалось в кромешный ад. И через этот ад шли по ночам на заданные цели советские лётчики-поджигатели, мастера бомбовых ударов.

– Не все боевые вылеты складывались удачно. Однажды ночью нас подбили, мотор забарахлил, «зачихал». Мы со штурманом даже подумали, что не дотянем до своей территории, – рассказывает фронтовик. – Три минуты пролетели – вроде всё нормально, но в тылу врага радоваться рано. И вот спасительные пять минут – всё, мы на своей территории, можно и самолёт сажать. Ан нет, просто так подбитую машину не посадить! Ткнулись в снег винтом – рады и такому приземлению. Главное – не в немецком тылу.

А сели аккурат рядом с деревней, женщина-председатель колхоза выделила мне лошадь с санями и возницу. Штурман остался охранять подбитый самолёт. Приезжаю в полк во время обеда – а там, на столе, на моём месте стоит стакан с водкой, накрытый, как и положено, куском хлеба. То же вижу на месте своего штурмана. Нас вроде как уже помянули, а тут я к ним на лошади – смех смехом, а словно с нас писали картину к кинофильму «В бой идут одни старики», только там герой вернулся в родную эскадрилью верхом, а я – в санях.

***

После этого случая Борис Петрович стал агитатором – разбрасывал над оккупированной немцами территорией советские листовки. Но разве мог лётчик просто так работать в тылу врага? Уж слишком горячим и порывистым он слыл. Так вот – в каждый агитполёт он брал на борт бомбу-сотку, и если немцы начинали по нему палить – тут же сбрасывал «подарок» на незапланированную цель.

Всего под Сталинградом лётчик совершил 105 боевых полётов. Лётный полк, в составе которого был Золойко, перекинули на Орловско-Курское направление.

И вот тот самый «памятный» день Орловско-Курской битвы: 12 июля 1943 года, когда экипажу младшего лейтенанта Золойко предстояло нанести удар по складу боеприпасов у села Стрелецкое. Два обстоятельства сильно усложняли задание: во-первых, заданная цель была значительно удалена от линии фронта, во-вторых, найти склад ночью при сплошной облачности и в дожде очень трудно.

– Поначалу всё шло удачно, немцы заметили нас не сразу, – говорит Борис Петрович. – Когда засекли – тут же включили прожектора и открыли плотный огонь по одинокой машине. Но мы уже нашли цель и под косыми лучами светящих авиабомб сбросили «зажигалки». В балке, где находился склад, медленно начало что-то гореть. Потом часто беспорядочными залпами стали взрываться тяжёлые снаряды. Попали по цели! Я только успел прокричать штурману Володе Лезьеву, что орден у нас в кармане, как мы попали под зенитный огонь. В первую очередь, пришлось вести борьбу с немецкими прожекторами. Чего я только ни делал – и курс менял, бросал машину влево-вправо, пикировал, набирал высоту и скользил на крыло.

Не мог вырваться «кукурузник» из цепких лап прожекторов! А тем временем огонь скорострельных пушек становился всё точнее. И – удар!

Осколки немецкого снаряда разодрали деревянную «одежду» самолёта, машина стала валиться на крыло – снаряд вырвал середину стойки крыла, и теперь она болталась на остатках кронштейнов. Самолёт устремился к земле, заваливаясь на правую сторону. Немецкие зенитки прекратили стрельбу, наблюдая за последними секундами жизни «рус-фанеры». Но не тут-то было! Командир экипажа Золойко выровнял полет, а штурман Лезьев выбрался из кабины на плоскость, чтобы уравновесить крен. Так и долетели до линии фронта: летчик в кабине, а штурман снаружи, на крыле.

Ему поручали самые сложные и ответственные задания – разбомбить склад боеприпасов, находящийся в тылу врага. Многие летчики смогли бы выполнить этот приказ днем, но никак не ночью, когда видимость практически нулевая из-за проливного дождя и грозы.

***

Хорошо помнит Золойко тот день, когда все четверо, заросшие щетиной, в изодранных, обгоревших комбинезонах и разбитых сапогах вывалились из кузова побитой осколками полуторки. И как подошли к командиру с рапортом. Правда, он им не дал сказать ни слова – просто поочередно обнял всех и расцеловал.

После Орла и Курска в конце 43-го 16-я воздушная армия запросила выделить 6 лучших лётчиков, чтобы подготовить их для полётов на штурмовике ИЛ-2. В числе этих шести был и Золойко. Хотя на штурмовике после обучения Борис Петрович полетал недолго – на четырнадцатом вылете его подбили.

– Это произошло в Польше в октябре 44-го при штурме города Лодзь, – вспоминает фронтовик. – Хорошо, что на подбитой машине нам удалось перелететь линию фронта. Речку перелетел, из последних сил убрал газ, выключил зажигание и – машина стукнулась о землю.

Стрелок-радист В. Еркин вытащил из кабины раненого летчика и дотащил до расположения частей.  При падении Золойко потерял сознание. Самолёт разрушился, экипаж получил серьёзные травмы. Борис Петрович оказался в ярославском госпитале с переломами обеих ног. Полгода лётчик пролежал на лечении, всё это время мечтая только о том, чтобы скорее сесть в самолёт и вылететь на боевое задание. Но его мечте не суждено было сбыться. Кость на одной ноге вытягивали долго и мучительно. И всё равно срослась она неправильно. Врачи предложили сломать ногу, чтобы вновь вправить кость. Лётчик отказался: мол, сколько можно ломать то, что уже было сломано до попадания в госпиталь. Просил лишь об одном:

– Только с лётной работы не снимайте!

При этом Золойко пытался браво маршировать по помещению, прыгал и приседал, делая вид, что нога уже не беспокоит… Несмотря на то, что проделывал он все эти фортеля очень умело, врачей не удалось обмануть. Как гром среди ясного неба прозвучал окончательный вердикт:

– Ну вот, летун, будешь теперь летать на легкомоторном самолете. Только на фронт тебе путь заказан, твоя задача – переучивать фронтовиков в тылу.

– Вначале мы просматривали личные дела боевых летчиков в военкомате, – рассказал Золойко. – Потом приглашали их на собеседование. Подобрали весьма квалифицированный летный состав – и дело пошло. Начали подготовку летчиков, парашютистов, планеристов. Я командовал летным звеном. По инициативе ЦК ДОСААФ, прошел в Москве переподготовку, обучался полетам на планерах, по рекомендации Героя Советского Союза Н.П. Каманина.

Так, в качестве лётчика-инструктора Золойко войну закончил старшим лейтенантом, до майорского звания, в котором вышел в отставку, дослужился уже в тылу.

Сразу же подал рапорт на демобилизацию, но домой попал лишь в 1947 году. И – стал руководителем Орского аэроклуба, являлся первым послевоенным председателем оборонно-массовой организации в городе.

***

Однако обстановка в мире накалялась, страна нуждалась в новом поколении воздушных асов, и командование военно-воздушных сил СССР обратилась к группе боевых летчиков с просьбой вернуться на службу. И Борис Петрович в качестве летчика-инструктора самолетов «ЯК-11» и «Миг-15» отправился в Пензенскую область, где с 1952 по 1957 годы готовил для ВВС квалифицированных пилотов.

 – Война обостряет чувства, делает ярче многие события, –  говорит ветеран. – Помимо горестных испытаний, потери близких друзей, были на фронте и радости. Леонид Утесов и Лидия Русланова приезжали на передовые с концертами. Переписка с девушкой, в которую был влюблен, также помогала преодолевать тяготы военной жизни, не падать духом перед грозной опасностью, подстерегающей на каждом шагу.

***

Борис Петрович и сейчас он главный гость в авиаспортклубе «Стрижи». В День воздушного флота по традиции фронтовик с удовольствием надевает лётный шлем, садится на ЯК-52 и пилотирует в воздухе. Правда, уже с инструктором.

Но это малая толика того, чем живёт сейчас ветеран Великой Отечественной! Он частый гость в общеобразовательных школах и других учебных заведениях города, ведёт общественную работу. А весной фронтовик вместе с друзьями постоянно выезжает на охоту. Причём машину всегда водит сам.