МЕСТО ТЕАТРА В НАШЕЙ БЕСПОКОЙНОЙ ЖИЗНИ (Беседа с Анатолием Солодилиным)

Олег Наумов, 25 марта 2007, http://olegnaumov.ru/page/70

– Сегодня актеры часто выходят на сцену, не вполне понимая, что хотят сказать. Театр ругают и за то, что он пошел на поводу у зрителей, и за то, что оказался очень далек от тех проблем, которые волнуют современное общество.  Для чего нужен театр: для просвещения, воспитания или для развлечения и получения эстетического удовольствия?

– Скажу словами Гоголя, что театр – это не безделица и не пустая вещь, если принять в соображение, что в нем может поместиться вдруг толпа из нескольких сотен человек, и что вся эта толпа, разбирая ее по единицам, может быть потрясением, зарыдать одними слезами и засмеяться одним всеобщим смехом. Это такая кафедра, с которой можно сказать миру много добра. Кто-то использует это как профанацию, развлечение и показ голых женщин, а настоящий художник использует эту площадку, сцену, которая поднята над зрителями, для того, чтобы сказать много добра.

– История театра насчитывает тысячи лет со времен Эсхила и Софокла. Это в течение последнего века возникли кино, телевидение. Сегодня они заполонили всю нашу жизнь. Глядя на экраны телевизоров и мониторов, не лишаем ли мы себя наслаждения от живого театрального действа?  В эпоху телевидения и цифровых технологий существует мнение, что театр – устаревшее искусство. Насколько театр востребован в современном обществе?

– К сожалению, у нас было много фальшивых лозунгов, скажем: «Искусство принадлежит народу». Для того, чтобы искусство принадлежало народу, необходимо просвещение. Есть такие стихи: «Тот, кто жизнью живет настоящей, кто к поэзии с детства привык, вечно верует в животворящий, полный разума русский язык». Вот если с детства приучать человека, тогда он поймет, что такое искусство. С детства приучать изо всех сил, все потратить на это, чтоб люди научились понимать и любить искусство.

Чем объяснить тот факт, что в разные периоды жизни общества интерес к театральному искусству то возрастает, то уменьшается?

– Это очень просто, мне кажется. Когда возникают какие-то социальные конфликты, испытываются судьбы народа, в ходе революций, войн, в такие переломные моменты обостряется интерес к искусству. Борьба идей внутрипартийная, внутриправительственная, привела к возникновению театра Современник, Театра на таганке Юрия Любимова, который кидал эти идеи, и за которые люди были готовы стоять в очереди по ночам, жечь костры. А когда идет какая-то ровная полоса в жизни, когда люди наелись, напились и ничто их не интересует – это грустное время и в жизни общества, и в жизни театра.

– В современной Европе, так как раз сейчас такое время. Достаточно длительный период. Основные материальные проблемы решены, особых потрясений нет, как многие говорят, жить там скучно.

– Но, я думаю так, что если в современную Европу и в нашу жизнь добавить еще интерес к большому искусству, к большим мыслям, которые оставили для нас величайшие мыслители: Толстой, Чехов, Достоевский, Пушкин, жизнь станет более наполненной и яркой. У Александра Галича есть такие стихи: «Что нам Репина палитра, что нам Пушкина стихи, нам на брата по два литра, по три порции ухи». Конечно, кто-то так живет, к величайшему сожалению. Это обедняет и делает трагедией нашу жизнь. Человек не будет по настоящему счастлив, если он только технарь, только заворачивает гайки. Роботы в Японии точнее все заворачивают, но робот никогда не станет человеком, поскольку в нем нет души.

– Должен ли театр идти в ногу со временем, или это «искусство о вечном»?

– Это искусство о вечном, но вечное должно напоминать сегодняшнему времени что-то, надо из вечного брать то, что сегодня бьет не в бровь, а в глаз. Т.е., возникают какие-то проблемы сегодняшние, решение которых можно брать из вечного. Не из какой-то халтуры, а у величайших драматургов, писателей. Они своим авторитетом как бы сказали: Послушайте, подумайте. Вот мы вам предложили материал, а не соприкасается ли он как-нибудь с сегодняшней вашей жизнью?

– Нет ли опасности так осовременить классика, чтобы его поняло нынешнее поколение, но при этом получится уже совсем другое произведение? Этакий князь Хованский с пистолетом Макарова в руке и в костюме от Кардена?

– Есть огромная опасность, Это, безусловно, вульгаризация, с моей точки зрения. Сегодня так играют ряд спектаклей. Даже во МХАТе «Лес» в своих костюмах, ездят на самокате. Я считаю, что это величайшее заблуждение и, если хотите, позор Художественного театра.

– Есть ли в наше время драматурги, которых можно было бы поставить рядом с Островским, Чеховым?

 – Это покажет время. «Лицом к лицу, лица не увидать, большое видится на расстоянии». Были прекрасные драматурги, которые отражали свое время и помогали нам жить на белом свете. Арбузов, Розов. Ну, вот Вампилов прочно  встал в ряды классиков. Уже говорят, что Вампилов – продолжатель чеховской традиции понимания психологизма, внутренней жизни, второго плана.

– Есть ли в России достойная школа актерского мастерства?

– Безусловно, есть. До сих пор высок уровень МХАТовской школы. Есть прекраснейшая школа Петра Наумовича Фоменко, который воспитал много талантливых артистов. Он мой товарищ по институту, я с ним прекрасно знаком. Театр  Фоменко, где все артисты его воспитанники,  есть прекрасное свидетельство высочайшего актерского постижения профессии.

– Кто играет «первую скрипку» в создании спектакля: автор пьесы, режиссер или актеры?

–  У меня был педагог, выдающийся актер и замечательный человек, Николай Петров, он говорил: «Драматург должен уметь писать, режиссер ставить, артисты должны уметь играть, а зрители должны ходить в театр». Мне кажется, что если выпадет хоть одно звено из этого дела, то это будет большое нарушение гармонии спектакля. Безусловно, нужны актеры. Сейчас многие режиссеры делают ошибку, повторяя слова Всеволода Меерхольда, который говорил, что может поставить спектакль с извозчиками. За счет своей режиссуры. Это неправда. Это обязательно вкупе с прекрасным сценографом, с прекрасным драматургом, режиссером и актером. Вот четыре компонента успеха.

– Современный театр с большим трудом встраивается в рыночные отношения. Но все-таки многие умеют работать и в этих условиях. Одновременно, какая-то часть театров по-прежнему получает дотации. Как вы считаете, как должен развиваться театр? Должны ли быть дотации со стороны государства?

– Думаю, что обязательно должны. Почему? Расскажу вам такой простой эпизод: БДТ выступал в Японии. Они сыграли там спектакль для молодежи, мэр их попросил. Когда сыграли, выразили некоторое разочарование, что в зале аудитория, которая не понимает языка. На что мэр им ответил: «Что вы, если хоть один человек из этой толпы после вашего спектакля стал лучше, значит, и Япония стала лучше. Большое спасибо». Т.е, если мы хотим, чтобы Россия стала лучше, надо всячески помогать артистам, драматургам, музыкантам. Я сейчас играю спектакль, и там есть великолепный виолончелист, он говорит, что, наверно, бросит профессию, поскольку  не может жить на этот заработок. Таким людям и вообще искусству надо всячески помогать, всячески давать возможность им выступать и здесь, и за границей. Отдать канал на пропаганду именно классического искусства.

– Но вы же понимаете вторую сторону этой медали, когда в советское время все театры были дотированы, жили за счет государства. В каждом областном центре и в крупных городах были театры, которые пустовали.

– Одна из величайших проблем сейчас, помимо того, чтоб создать спектакль, организовать зрителей. Я в Оренбурге в течение очень многих лет пытался создать клуб любителей театра. Работал со школьниками. Трудно было. Не все ходили. Одна девочка мне говорила: «Вы знаете, я «Евгения Онегина» ненавижу». С детства нужно их приучать, тогда они сами купят билет. Должна быть громадная воспитательная работа, ибо познать искусство – это труд души и ума.

– Как часто вы бываете в театре в качестве зрителя? Какие спектакли вам нравятся?

– Мне посчастливилось, что Фоменко мой товарищ, и он меня приглашает на все свои спектакли. Одно из последних ярких впечатлений – это «Три сестры» Чехова. И в Ленкоме есть целый ряд прекрасных спектаклей. А в прежние годы, например, в театре Маяковского, в котором я сейчас работаю, были величайшие актеры и величайшие спектакли, и такой артист, как Джигарханян «Беседы с Сократом». И такая артистка, как Наталья Гундарева, которая так безвременно ушла, «Леди Макбет Мценского уезда», и такой спектакль, как «Трамвай желаний» - величайшие достижения современного искусства. Олег Иванович Борисов. Я видел его в «Кроткой». Величайшее потрясение в моей жизни. Прошли годы, но я все помню.

Мой собеседник всегда с большим вдохновением говорит о театре, об артистах, и очень мало о себе. Но оренбуржцы до сих пор помнят его блистательную игру на сцене Оренбургского драмтеатра. И сегодня народный артист России Анатолий Солодилин радует зрителей своим талантом в театре Маяковского в спектакле «Нахлебник». Кстати в этом спектакле играет его дочь Елена. Другая дочь Наталья, театральный критик. Приведу ее отдельные высказывания о театре и об игре отца:

«Никакие информационные технологии, никакой Интернет никогда не позволят нашей с вами душе потрястись, взволноваться и пережить высочайшие мгновения, которые, собственно, и делают жизнь жизнью. Я могу процитировать Министра культуры РФ А. Соколова, который сидел на спектакле «Нахлебник» в первом ряду. Спектакль, как мы знаем, идет на камерной сцене, и он говорил: «Мне казалось, что энергетическая волна, которая идет со сцены, опрокинет меня. У меня было почти физическое ощущение тех эмоций, страданий, радости, слез, божественных минут тишины, которые энергетически накрывали зрительный зал». Мне кажется, что тот день, когда одинокий человек вышел на площадь, расстелил коврик и собрал вокруг себя в древние времена поклонников, зрителей, этот миг для нас с вами будет длиться столько, сколько длится человеческая жизнь. Без этого мы не можем. Без непосредственного контакта человека с человеком, с его душой, которая волной накрывает нашу душу и делает нас соучастниками. Я думаю, театр пребудет с нами всегда и благодарение Богу, спасибо за это».

– Анатолий Сергеевич, что значит театр лично для вас, кроме профессии?

– Кто-то сказал до меня, но я повторю: «Моя тоска, моя бессонница, и первая любовь моя!» Кроме этого дела, я ничем заниматься не могу. Так сложилась моя жизнь. И может, это единственное мое достоинство и качество моего дарования. Может, особых дарований и нет, но есть одно: любовь к этому делу, которая решает все. Я так думаю.