Из книги В.Бешенцева «Моя станица»

Всю жизнь я прожил в казачьем краю. И присущее казачьей станице, несмотря на многие перемены, я отыскиваю глазами, будь то улицы родной станицы или Нижне-Озерной, Городищенской, Сакмарской.

Сколько же помнят казачьи дома, эти немые свидетели прошлого! Кажется, видишь в окне с открытыми ставнями знакомое только по старинному снимку женское лицо.

Как-то вспоминал, что послужило началом моего интереса к казачьей старине и когда это было. Думаю, не последнюю роль сыграли зрительные впечатления от фотографий, ставших доступными в начале XX столетия широким слоям населения.

«В любой казачьей хате, куда ни зайди, в переднем углу увидишь целую витрину фотографий, и непременно все военные, групповые по преимуществу...» - читаем мы в книге Н. Евсеева «О прошлом и настоящем оренбургских казаков» (Самара, 1929 год).

Помню, какое удовольствие мне, тогда семилетнему мальчику, доставляло их рассматривание. У моего прадеда Бешенцева Василия Павловича их было несколько, и, приходя к нему, первым делом я направлялся к «моим казакам» и мог не отходить от них долгое время.

Всё тут играло роль: и детали одежды, вооружения, и качество исполнения фотографий. Две из них сохранились у меня и по сей день. Жаль, что утерян снимок, где Василий Павлович сидит на своём служилом коне по кличке Карька (вероятно, конь был карей масти). Для нас и будущих поколений очень ценны эти снимки, многим из которых более ста лет.

Став старше, я часами мог слушать прадеда - удивительного рассказчика, чья память сохранила интереснейшие подробности из жизни и службы казаков. И заметно теплели его глаза при упоминании товарищей-батарейцев: Лёни Перехожева, Гаврюши Коленова, Захаря Васильчёнкова... Именно так произносил он имена сверстников, как будто и не прошло с тех пор более полувека. Да и дом его, в котором мало что изменилось с тех времён, был для меня иллюстрацией к рассказам. Пожалуй, именно в его стенах сформировалось моё отношение к прошлому нашего казачьего края. Изящные венские стулья с округлыми спинками, неизвестно какими судьбами оказавшиеся в казачьем доме, там прекрасно уживались с выкрашенным коричневой краской узорным шкафчиком для посуды, сделанным станичным мастером.

На столике в красном углу под иконами, одна из которых в резной золочёной раме (св. Иннокентия), стоял бронзовый подсвечник и глиняная кадильница для воскурения ладана. В центре стола всегда стояла сахарница мальцевского стекла, а рядом фарфоровый чайник, на дне которого я однажды усмотрел синего двуглавого орла и надпись: «Фабрики М.С. Кузнецова въ Твери». Можно долго перечислять вещи, которые продолжали служить своему хозяину.

Однажды Василий Павлович вынес из чулана и вручил мне «кабур», -так называл он револьверную кобуру жёлтой кожи с латунной застёжкой, к сожалению, впоследствии утерянную мной. Восхищённый, я не удержался от вопроса: «А где же револьвер?» - втайне надеясь и на его чудесное появление. Но чудеса на этом закончились: прадед сказал, что револьвер остался под Актюбинском, когда сдавались Красной армии, а шнур съели мыши.

Как сейчас вижу его, всегда занятого, несмотря на возраст, каким-то делом (был он хорошим плотником, столяром, шорником), в старинном жилете с красным кантом по вороту, застёгнутом на маленькие пуговички с орёликами. В качестве головного убора в тёплое время года носил он всегда артиллерийскую фуражку с чёрным околышем, приобретённую в оренбургском военторге. Бывая у него, старался я получить под любым предлогом разрешение посмотреть висевшие в изголовье деревянной кровати предметы казачьего обмундирования: шаровары с красными артиллерийскими лампасами и высоким, застроченным чёрными нитками красным поясом, теплушку (мундир с подкладкой) и тужурку с красным кантом по воротнику и обшлагам рукавов, на левой стороне которой, также подчеркнутый красным, маленький кармашек для часов.

Во дворе и хозяйственных постройках было не меньше любопытных вещей, и, как сейчас я понимаю, они могли бы занять достойное место в любой музейной экспозиции, рассказывающей о быте казачьей станицы. До сих пор не могу себе простить, что, подержав в руках деревянную заднюю луку от казачьего седла, я повесил её снова на гвоздь в сарае. Осмотрев пару железных стремян начала XX века, отобранных по моей просьбе прадедом из кучи всякого железа, сложенного у плетнёвой изгороди, я спокойно положил их обратно. С тех пор мне уже не встречались подобные предметы казачьего снаряжения.

Тогда представлялось, что всё так и останется на своих местах. Но всего через несколько лет, когда не стало хозяина, дом снесли, и сейчас на этом месте живут другие люди.

Сейчас приходит новое понимание роли казачества в истории нашей страны, многое становится на свои места. Появился интерес односельчан к истории малой родины - села Кардаилово. Уже несколько лет с помощью хороших людей восстанавливается церковь. Возглавить это многотрудное дело выпало священнику отцу Валерию (Логачёву). И чувство тревоги за разрушающийся храм уступило место уверенности, что мы не потеряем этот единственный архитектурный памятник постройки первой половины XIX века. Без него наше село походило бы на многие населённые пункты, возникшие в советский период. А самое главное - в этой церкви крестили, венчали, отпевали многие поколения кардаиловцев, наших дедов и прадедов. От стен этого храма уходили казаки на службу и в дальние походы. Здесь чувствуешь и свою сопричастность к почти 200-летнему отрезку времени, пройденному слободой, станицей, селом.

Фотоархив